Неточные совпадения
Видите, голубчик, славный мой
папа, — вы позволите мне вас назвать
папой, — не только отцу с сыном, но и всякому нельзя
говорить с третьим лицом
о своих отношениях к женщине, даже самых чистейших!
— Перестань, пожалуйста,
папа, — уговаривала его Устенька. — Не стоит даже и
говорить о таких пустяках… Будет день — будет и хлеб.
В 768 году Амвросий Оперт, монах бенедиктинский, посылая толкование свое на Апокалипсис к
папе Стефану III и прося дозволения
о продолжении своего труда и
о издании его в свет,
говорит, что он первый из писателей просит такового дозволения.
Да постой,
говорит, я тебе сама про это прочту!» Вскочила, принесла книгу: «Это стихи»,
говорит, и стала мне в стихах читать
о том, как этот император в эти три дня заклинался отомстить тому
папе: «Неужели,
говорит, это тебе не нравится, Парфен Семенович?» — «Это всё верно,
говорю, что ты прочла».
— А! видишь, я тебе, гадкая Женька, делаю визит первая. Не
говори, что я аристократка, — ну, поцелуй меня еще, еще. Ангел ты мой! Как я
о тебе соскучилась — сил моих не было ждать, пока ты приедешь. У нас гостей полон дом, скука смертельная, просилась, просилась к тебе — не пускают.
Папа приехал с поля, я села в его кабриолет покататься, да вот и прикатила к тебе.
А главное — она не стыдилась беспрестанно
говорить всякому
о своей любви к
папа.
— Боже мой, боже мой! Почему все здесь такие связанные, брошенные, забытые — почему? Вон, какие-то люди всем хотят добра, пишут так хорошо, правдиво, а здесь — ничего не слышно! И обо всём
говорят не так: вот,
о войне — разве нас побеждают потому, что русские генералы — немцы? Ведь не потому же! А
папа кричит, что если бы Скобелев…
Пропагандисту-итальянцу приходится много
говорить о религии, резко
о папе и священниках, — каждый раз, когда он
говорил об этом, он видел в глазах девушки презрение и ненависть к нему, если же она спрашивала
о чем-нибудь — ее слова звучали враждебно и мягкий голос был насыщен ядом.
—
О, нет… — воскликнула Мерова, — теперь она совершенно здорова и весела.
Папа недавно был в Москве и заезжал к ней. Он
говорит, что она опять сошлась с мужем, формально сошлась: живет в одном доме с ним, у него нет никаких привязанностей… она заправляет всеми его делами… разъезжает с ним по городу в щегольской коляске… Янсутский строит им дом огромный, тысяч в пятьсот… Каждую неделю у них обеды и балы!
— Какие,
папа, деньги! На днях пятьсот рублей заняли, а теперь всего двести осталось. Вы ему
поговорите о службе — служить не хочет.
— Я уже давно замечала… и
папа заметил, —
говорила она, стараясь сдержать рыдания. — Ты сам с собой
говоришь, как-то странно улыбаешься… не спишь.
О боже мой, боже мой, спаси нас! — проговорила она в ужасе. — Но ты не бойся, Андрюша, не бойся, бога ради не бойся…
Вера (горячо). Ты, дядя, тоже злой! Ты всю жизнь ничего не делал, только деньги проживал, а
папа — он командовал людьми, и это очень трудно и опасно: вот, в него даже стреляли за это! Я знаю — вы
говорите о нём дурно, — что он развратник и пьяница и всё, но вы его не любите, и это неправда, неправда! Развратники и пьяницы не могут управлять людьми, не могут, а
папа — мог! Он управлял и ещё будет, — значит, он умный и хороший человек! Никто не позволил бы управлять собою дурному человеку…
Ольга Петровна. Тут много причин!.. Прежде всего, разумеется, то, что Алексей Николаич плебей; ну и потом: мы с мужем, как молодые оба люди, женясь, ничего не помышляли
о том, что будет впереди, и все нам представлялось в розовом цвете; но
папа очень хорошо понимал, что каким же образом тесть и зять будут стоять на службе так близко друг к другу, и теперь действительно в обществе уже
говорят об этом.
Не
говоря уже
о том, что
папе пропажу он возвращал непосредственно на нос, а маме — на палец, непременно на тот.
Она не помнит своего покойного брата, потому что Гуль-Гуль был всего год, когда погиб мой бедный
папа, но мы часто
говорили о нем потихоньку (иначе Гуль-Гуль не смела, боясь рассердить родителей, которые так и не простили сыну принятия христианства).
И об этом
говорил он мне в ту голгофскую ночь: «Неси меня,
папа, кверху, — пойдем с тобою кверху!»
О, пойдем, пойдем, дитя мое, мой вождь, учитель, ангел-хранитель мой!
А патер все страстнее и страстнее
говорил о католической религии,
о папе,
о тех утешениях и радостях, которые дает католичество, и как бы мимоходом делал неодобрительные отзывы
о «схизме», сетуя, что схизматики, разумея под ними православных, не просветлены истинным учением.
«Между нами, — пишет Рокотани, — начался оживленный разговор
о политике, об иезуитах (орден которых был уничтожен покойным
папой);
о них графиня отозвалась не слишком благосклонно, впрочем,
говорила больше всего
о польских делах».
Аббат Рокотани в одном из писем своих (от 3 января 1775 года) в Варшаву к канонику Гиджиотти, с которым переписывался раз или два в неделю
о польских делах,
говорит следующее: «Иностранная дама польского происхождения, живущая в доме г. Жуяни, на Марсовом поле, прибыла сюда в сопровождении одного польского экс-иезуита [Орден иезуитов незадолго перед тем был уничтожен
папой, потому все члены сего славного своим лицемерием, коварством, злодеяниями и подлостями общества назывались тогда экс-иезуитами.], двух других поляков и одной польской (?) служанки.
— Мама, — конечно. А
папа… — Катя печально опустила голову. — Он
о тебе никогда не
говорит и уходит, когда мы
говорим. Он не захочет.
Надо сказать, когда вернется
папа, что пора приготовить лодку. Стало тепло. Она не боится разлива. Она ничего не боится с ним. Вот он теперь сидит у тетки Павлы. Они
говорят о ней, — наверно,
о ней.
Папа страшно возмущался,
говорил о том, как это тормозит работу Лорис-Меликова, как это на руку темным силам, с Катковым во главе, которые отговаривают царя от либеральных реформ.
Увлечение мое морской стихией в то время давно уже кончилось. Определилась моя большая способность к языкам.
Папа говорил, что можно бы мне поступить на факультет восточных языков, оттуда широкая дорога в дипломаты на Востоке. Люба только что прочла «Фрегат Палладу» Гончарова. Мы
говорили о красотах Востока, я приглашал их к себе в гости на Цейлон или в Сингапур, когда буду там консулом. Или нет, я буду не консулом, а доктором и буду лечить Наташу. — Наташа, покажите язык!
О Тютчеве никогда никто не
говорил, а
о Фете
говорили только как об образце пустого, бессодержательного поэта и повторяли эпиграмму, что-то вроде: «Фет, Фет, ума у тебя нет!» В журнале «Русская речь», который
папа выписывал, печатались исторические романы Шардина из времен Екатерины II, Павла и др.
— И славно же проведем мы это лето! — весело вскричал Юрик, самый проказливый и шаловливый из всех детей Волгиных. — Я уж видел по пути, что тут всего вдоволь, чего только душа ни пожелает: лес, река, поле… И в лесу эта усадьба,
о которой ты
говорил,
папа… князя этого…
Он
говорил, кроме того,
о необходимости строгого подчинения духовенства епископской власти и полагал возможным, ввиду того, что в присоединенных от Польши областях значительная часть населения были католики, образовать в России независимую от
папы католическую церковь, представитель которой пользовался бы такою же самостоятельностью, какою, пользовался португальский патриарх, или же в замен единичной власти епископа учредить католический синод, который и управлял бы в России римскою церковью.
В «Дневнике писателя» Достоевский
говорит: «Франция и в революционерах Конвента, и в атеистах своих, и в социалистах своих, и в теперешних коммунарах своих — все еще в высшей степени есть и продолжает быть нацией католической вполне и всецело, вся зараженная католическим духом и буквой его, провозглашающая устами самых отъявленных атеистов своих Libеrté, Еgаlité, Frаtеrnité —
оu lа m
оrt, т. е. точь-в-точь, как бы провозгласил это сам
папа, если бы только принужден был провозгласить и формулировать libеrté, еgаlité, frаtеrnité католическую — его слогом, его духом, настоящим слогом и духом
папы средних веков.
—
О,
папа…
папа… — шептала она, не будучи в силах писать, так как глаза ее затуманивались слезами. — Как я огорчила тебя… Но ты мне простишь… И мама простит… Милые, дорогие мои… Ведь я же теперь раба, раба его! Он
говорит, что если я не буду его слушаться, он опозорит меня… И ко всему этому он не любит меня… Что делать, что делать… Нет, я не напишу вам этого, чтобы не огорчать вас… Он честный человек, он честный…